Неточные совпадения
Вся поверхность
земли представлялася зелено-золотым
океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов.
Авось не далеко
земля!»
Тут в
Океан мои затейницы спрыгну́ли
И — утонули...
И горизонт уж не казался нам дальним и безбрежным, как, бывало, на различных
океанах, хотя дугообразная поверхность
земли и здесь закрывала даль и, кроме воды и неба, ничего не было видно.
Сверх провинции Альбани, англичане приобрели для колонии два новые округа и назвали их Альберт и Виктория и еще большое и богатое пространство
земли между старой колониальной границей и Оранжевой рекой, так что нынешняя граница колонии простирается от устья реки Кейскаммы, по прямой линии к северу, до 30 30’ ю‹жной› ш‹ироты› по Оранжевой реке и, идучи по этой последней, доходит до Атлантического
океана.
Океан в золоте или золото в
океане, багровый пламень, чистый, ясный, прозрачный, вечный, непрерывный пожар без дыма, без малейшей былинки, напоминающей
землю.
Бесконечный
океан мировой жизни посылает свои волны на замкнутую и беззащитную человеческую общественность, выдворенную на небольшой территории
земли.
Ночь была ясная и холодная. Звезды ярко горели на небе; мерцание их отражалось в воде. Кругом было тихо и безлюдно; не было слышно даже всплесков прибоя. Красный полумесяц взошел поздно и задумчиво глядел на уснувшую
землю. Высокие горы, беспредельный
океан и глубокое темно-синее небо — все было так величественно, грандиозно. Шепот Дерсу вывел меня из задумчивости: он о чем-то бредил во сне.
Дойдя до реки Кулумбе, я сел на камень и стал вслушиваться в тихие, как шепот, звуки, которыми всегда наполняется тайга в часы сумерек. Безбрежный
океан, сонная
земля и глубокое темное небо с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
Лев-бык бьет двойным копытом, царапает
землю, сердится… но сторожа знают хитрости замков и засовов свободы, которыми он заперт, болтают ему какой-то вздор и держат ключ в кармане… и точка исчезает в
океане.
Как томительно жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый
океан, сладострастным куполом нагнувшийся над
землею, кажется, заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятиях своих!
Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет
океан благоуханий.
Если нам удастся обогнуть его — мы спасены, но до этого желанного мыса было еще далеко. Темная ночь уже опускалась на
землю, и обезумевший
океан погружался в глубокий мрак. Следить за волнением стало невозможно. Все люди впали в какую-то апатию, и это было хуже чем усталость, это было полное безразличие, полное равнодушие к своей участи. Беда, если в такую минуту у человека является убеждение, что он погиб, — тогда он погиб окончательно.
Со всех концов России, из Сибири, от берегов Ледовитого
океана, с крайнего юга, с побережья Черного и Каспийского морей, собрались туда бесчисленные богомольцы на поклонение местным святыням, лаврским угодникам, почивающим глубоко под
землею, в известковых пещерах.
— Но, однако ж, переплывать
океан на эмигрантском пароходе, в неизвестную
землю, хотя бы и с целью «узнать личным опытом» и т. д. — в этом, ей-богу, есть как будто какая-то великодушная твердость… Да как же вы оттуда выбрались?
Приятно слышать последние вздохи жизни, но после каждого удара колокола становится тише, тишина разливается, как река по лугам, все топит, скрывает. Душа плавает в бескрайней, бездонной пустоте и гаснет, подобно огню спички во тьме, растворяясь бесследно среди
океана этой пустоты, где живут, сверкая, только недосягаемые звезды, а все на
земле исчезло, ненужно и мертво.
В той самой деревне, которая померещилась им еще в Лозищах, из-за которой Лозищи показались им бедны и скучны, из-за которой они проехали моря и
земли, которая виднелась им из-за дали
океана, в туманных мечтах, как
земля обетованная, как вторая родина, которая должна быть такая же дорогая, как и старая родина.
С этими мыслями лозищанин засыпал, стараясь не слышать, что кругом стоит шум, глухой, непрерывный, глубокий. Как ветер по лесу, пронесся опять под окнами ночной поезд, и окна тихо прозвенели и смолкли, — а Лозинскому казалось, что это опять гудит
океан за бортом парохода… И когда он прижимался к подушке, то опять что-то стучало, ворочалось, громыхало под ухом… Это потому, что над
землей и в
земле стучали без отдыха машины, вертелись чугунные колеса, бежали канаты…
У нас, в Калабрии, молодые люди перед тем, как уехать за
океан, женятся, — может быть, для того, чтоб любовью к женщине еще более углубить любовь к родине, — ведь женщина так же влечет к себе, как родина, и ничто не охраняет человека на чужбине лучше, чем любовь, зовущая его назад, на лоно своей
земли, на грудь возлюбленной.
Но не бойтесь за нее, не бойтесь даже тогда, когда она сама говорит против себя: она может на время или покориться, по-видимому, или даже пойти на обман, как речка может скрыться под
землею или удалиться от своего русла; но текучая вода не остановится и не пойдет назад, а все-таки дойдет до своего конца, до того места, где может она слиться с другими водами и вместе бежать к водам
океана.
Земля недавно родилась — недавно, конечно, только сравнительно, то есть накиньте несколько миллионов лет, — первобытный
океан омывает ее, как повивальная бабка моет только что появившегося на свет ребенка, а затем этот же
океан в течение неисчислимых периодов времени совершает свою стихийную работу, разрушая в одном месте и созидая в другом.
Могучий, непобедимый, он ступил на
землю русскую — и уже могила его была назначена на уединенной скале безбрежного
океана!
— Море, — жгуче говорил он, — синее око
земли, устремлённое в дали небес, созерцает оно надмирные пространства, и во влаге его, живой и чуткой, как душа, отражаются игры звёзд — тайный бег светил. И если долго смотреть на волнение моря, то и небеса кажутся отдалённым
океаном, звёзды же — золотые острова в нём.
Океан был спокоен; белоголовые морские орлы плавали над водой, держась к берегу и оглашая пустыную тишину
земли резкими, удлиненными выкриками.
«Лазурь неба, прозрачнейший брат солнца, — говорил я ему, — плодородие
земли, позволь мне, презренному червю, грязи, отставшей от бессравненных подошв твоих, покапать холодной воды на светлое чело твое, да возрадуется
океан, что вода имеет счастие освежать священную шкуру, покрывающую белую кость твоего черепа».
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на
землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
А с восточной стороны, с моря-океана, с острова Буяна, со того ли со камня со Алатыря, тихими стопами,
земли не касаясь, идет-выступает Петр-Золотые-Ключи…
По грозной влаге
ОкеанаМы все плывем на корабле
Во мраке бури и тумана;
Плывем, спешим пристать к
земле —
Но ветр ярится с новой силой,
И море… служит нам могилой.
При этом, однако, волны мирового
океана, сколь бы высоко ни вздымались они, не могут всплеснуться до неба, коснуться Абсолютного, если само Оно не воздвигнет лестницы Иаковлей, соединяющей небо и
землю.
Каждый из них, быть может, думал, что и ему возможно очутиться в
океане и погибнуть, а русский человек, храбро умирающий на
земле, очень боится перспективы быть погребенным в морской бездне и съеденным акулами.
Нередко в чудные теплые ночи вели они долгие разговоры и, отрываясь от них, чтобы полюбоваться прелестью притихшего
океана, серебрившегося под томным светом луны, и прелестью неба, словно усыпанного брильянтами, вновь возобновляли беседу и, в конце концов, оба приходили к заключению, что во всяком случае на
земле наступит торжество правды и разума.
Как море-океан от концов до концов
земли разливается, так слава об отце Фотине разнеслась по близким местам и по дальним странам.
«Все создания и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, богу славу поет, Христу плачет… Все — как
океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается… Ты для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей
земле: духовная радость твоя… Знай меру, знай сроки, научись сему… Люби повергаться на
землю и лобызать ее.
Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби…»
Находится он не в потустороннем каком-нибудь мире, а здесь же. на нашей
земле, только у крайних ее пределов, близ
океана.
Приближались сумерки. Огненной рекой разливалась заря по горизонту. Точно там, на западе, произошло страшнее вулканическое извержение и горела
земля. Горы в отдалении стали окрашиваться в фиолетовые тона.
Океан погружался в дремотное состояние.
Меня пугает необходимость умолкать, когда я дохожу до необыкновенного, которое невыразимо. Как реченька, я бегу и движусь вперед только до
океана: в его глубинах кончается мое журчание. В себе самом, не двигаясь и не уходя, взад и вперед колышется
океан. На
землю он бросает только шум и брызги, а глубина его нема и неподвижна, и бестолково ползают по ней легкие кораблики. Как выражу себя?
Брундегильда и маленький принц, сын рыцаря Трумвиля, плывут на большом корабле среди безбрежного
океана, плывут в счастливую страну. В счастливой стране —
земля из шоколада, и мармеладные деревья, и конфетные домики. А речки и озера из сиропа. Брундегильда говорит об этом сыну. И маленький принц с широко раскрытыми глазами ловит каждое слово… А корабль плывет. Ревут морские волны, и счастливая страна уже близко…
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит
океан, качая его в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней;
земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
Наконец зареяли молоньи, загремел гром и ударил ливень, как будто целый
океан упал с неба на
землю.
Более часа водный
океан из воздуха переливался страшным потоком на
землю; но едва стало тише, Зенон встал, поднял под локти бесчувственную Нефору, прислонил ее к камню и сам бросился на гребень горы.
Большими, вглядывающимися глазами мальчик уставился вверх, как будто что-то было перед ним, что он только один видел, а кругом никто не видел. Стало тихо. Он глядел не мигая, серьезно и настороженно. И как будто припоминал. Припоминал что-то далекое-далекое, древнее, что было с ним тогда, когда
земля была такая же молодая, как он теперь. И как будто чувствовал, как плещется над его головою и вокруг него беспредельный
океан жизни, в котором он был маленькой, но родной капелькой.